Вестник Кавказа

Тбилисские истории. Постоянство или "Чеми азрит – уазробаа" (на груз. "По-моему, это бессмысленно")

Юрий Симонян
Тбилисские истории. Постоянство или "Чеми азрит – уазробаа" (на груз. "По-моему, это бессмысленно")

Из какой деревни родители Демико перебрались в Тбилиси, уже не вспомнить. Зато прекрасно помнится наша радость – радость мальчишек появлению сверстника. Все потому что на нашей улице нас было нечетное количество и, когда затевали играть в футбол, редко удавалось разделиться поровну. На небольшой площадке, как правило, собирались все. Поэтому приходилось прибегать к различным ухищрениям, чтобы как-то уравновесить силу команд.

То в одну собирали футболистов посильнее, зато в другую отряжали побольше, то команде с меньшим количеством футболистов уменьшали ворота, то "лишний" игрок один тайм играл за одну команду, а второй – за другую. Но все эти хитрости почти не срабатывали. Играли в принципе все одинаково, поэтому решающую роль начинали играть уменьшенные ворота, в которые труднее было попасть, или большее количество футболистов в одной из команд. Как-то возникла идея держать "лишнего" на замене, но дошло до ссоры – кому охота сидеть в запасе?

Пробовали ставить вместе в одни ворота Маринку и Лолу – получалось не очень: во-первых, по уговору бить по их воротам надо было вполсилы, и чуть ли не каждый гол оборачивался бесконечным спором о нарушении этого правила; во-вторых, девочки то синхронно уворачивались от мяча, то обе одновременно кидались его ловить, мешали друг другу, а мяч издевательски закатывался в ворота. Поодиночке же от их вратарства совсем никакого толка не было.

Словом, то, что Демико стал жить на нашей улице, чрезвычайно обрадовало – футбольная проблема решалась просто, и отныне без споров и ссор могли получаться две равные команды. Но всеобщая радость оказалась преждевременной.

На первое предложение погонять мяч бездельничавший на углу Демико после некоторых раздумий, застенчиво улыбаясь, ответил отказом. Наверное, еще не обвыкся, стесняется, предположили мы. Но он не пошел на площадку и на другой день. Отказался и в третий раз, и в четвертый, и в конце концов мы перестали его звать – оторвать Демико от углового дома на перекрестке нашей улицы и маленького тупика, казалось, не было никакой возможности, словно неведомая сила зачем-то выхватила Демико из родного села, перенесла на Авлабар и пригвоздила к одному месту, с которого он мог сходить только в школу и домой.

Отлепить от приросшего к углу Демико не получалось даже у его матери, раз в неделю, чаще по пятницам, вспоминавшей о бесчисленных двойках в школе и пытавшейся заставить его сесть за уроки. Монологи на повышенном тоне не отличались разнообразием, и каждый раз ее многоминутная эскапада завершалась угрозой: "Погоди, толстокожий, придет отец с работы, я ему все расскажу!" Она уходила, а вслед ей раздавалась протяжная просьба: "Ладно, ну, мамочка. Какой смысл в этих уроках? Приду домой. Скоро приду". Его "скоро" обычно растягивалось до темноты.

Так, сидевший на корточках или торчавший на углу Демико постепенно превратился в обязательную деталь нашей улицы. Точно такую, как крохотный магазин с пьяницей-продавцом по прозвищу Сметана, как не покидавшая ступенек этого магазина пара великовозрастных бездельников, как несколько огромных деревьев, росших с незапамятных времен, как брошенный у одного из дворов насквозь проржавевший и сгнивший "Додж", который никто никогда не видел на ходу и хозяина которого все забыли, потому что он, оставив безнадежно испортившуюся машину, съехал с нашей улицы так давно, что его имя в точности не помнили даже старики.

Однажды все-таки кто-то из нас, кажется, Славик-Нифигасе еще раз попытался заманить Демико на футбол, но тот с неизменной застенчивой улыбкой на лице опять отказался. "Не можешь играть? Болеешь - бегать нельзя? Тогда в воротах постоишь, как раз вратаря не хватает. Какая тебе разница – тут торчать или на площадке?" – уговаривал Славик. Демико лишь покачал головой.

"На час... на полчаса всего", – не оставлял надежду Славик. Впустую. "Хорошо, тогда хотя бы скажи, почему не хочешь? С нами не хочешь играть? Футбол не любишь?" - продолжал осаду Славик. И тогда Демико улыбнулся, вздохнул и, слегка растягивая слова, сказал: "Чеми азрит – уазробаа". "Ну, ни фига себе!" – только и развел руками Славик и в тот день сыграл хуже обычного, не забив пару верных голов. Потрясенные философской глубиной ответа Демико, мы раз и навсегда прекратили попытки приобщить его к футболу.

Шли годы. Мы взрослели, мяч гоняли уже не каждый день, появились и другие интересы, Демико продолжал торчать на углу.

Мы как-то незаметно дошли до выпускного класса, Демико не отлипал от привычного места.

Мы готовились к поступлению в институты, Демико чаще стал сидеть на корточках, чем стоять.

Мы, разобравшись с уроками и дополнительными заданиями, по вечерам собирались на небольшом пятачке напротив углового дома и затевали разговоры о выбранных профессиях, Демико подходил к нам и молчал.

Мы обсуждали прочитанные книги или новый фильм, Демико слушал и позевывал.

Мы спорили о последнем футбольном или хоккейном матче, Демико улыбался, думая о чем-то нам неведомом.

Шахматист Гия вернулся с международного турнира и едва успевал отвечать на наши вопросы, в том числе на фундаментальный: кто все-таки выиграет – Фишер или Карпов, если все же договорятся сыграть, Демико таращился на Гию.

Мераб на одну ночь одолжил где-то телескоп, мы составляли график дежурства, чтобы не упустить пролетавшую комету, Демико посмотрел в трубу и сказал: "Без нее лучше видно".

Алик выловил в Куре большущего усача и хвастал добычей: "Весь день промучился – постоянные зацепы, зато, смотрите, какого красавца под вечер вытащил!" – Демико поглядел на рыбину и вздохнул: "Сетью больше можно поймать".

Овчарка Славика – не Нифигасе, а другого – без прозвища, ощенилась очаровательными щеночками, которых он принес нам показать, Демико заглянул в коробку и рассмеялся: "Соседская свинья в моей деревне семь штук родила, а все думали, что шесть будет".

Прекрасно игравший на пианино Завен-Маэстро купил гитару, чтобы освоить и ее, Демико потрогал гриф и спросил: "Гитара?" Маэстро сразу оживился: "Умеешь играть?" Демико, застенчиво улыбаясь, ответил: "А зачем? Какой смысл?"

Шахин и Коба пришли как-то пьяные и бахвалились выпитыми на пару тремя бутылками водки, которые заели шашлыком и дюжиной хинкали, Демико удивился: "Всего-то?"

Заза безответно влюбился, донимался у всех совета, и каждый пыжился что-то придумать, Демико лишь пожал плечами и стал почесывать затылок.

Прошло еще несколько лет. Кто-то поступил в институт и учился, кто-то работал, кого-то призвали в армию. Демико продолжал подпирать плечом угловой дом или сидеть на корточках. Размолвки с родителями, пытавшимися внести перемены в его жизнь, случались все чаще. Матери с боем иногда удавалось зазвать сына домой помочь по хозяйству, а отец, озадаченный происходящим, вознамерился его женить в надежде, что семья, родившийся ребенок заставят Демико измениться. Их беседы проходили на углу, ибо, как только отец заводил разговор, Демико выскакивал на улицу.

"Женишься, дети родятся", – доносился до нас голос отца. "А какой смысл?" – спрашивал Демико. "Как какой смысл? – удивлялся отец. – Так принято, сынок. Надо, чтобы род наш продолжался. Все люди женятся. Знаешь, как это хорошо – своя семья?" "Не хочу пока, папа", – отвечал Демико. "Не хочешь – допустим. А что хочешь? Работать начни. Пойдешь ко мне на завод? Учеником к токарю или фрезеровщику пристрою. Выбирай – токарем хочешь или фрезеровщиком?" – спрашивал отец. Демико в ответ горестно вздыхал: "Папа, бессмысленно это". "Бессмысленно? – не понимал отец. – Тогда пойди на вождение, получишь права, дядя Годердзи возьмет тебя в свой таксопарк. Таксистом хочешь?" "Папа, неинтересно мне это", – отвечал Демико. "А что тебе интересно, ишак? На улице торчать интересно? Жениться – нет, учиться – нет, работать – нет! В кого уродился этот дегенерат, ума не приложу?!" – взрывался отец и, ругаясь, уходил домой. "Что, Демико, не хочешь жениться?" – спросил как-то Славик-Нифигасе. "А?" – не расслышал тот. "А – да зурна тебе! Говорю, главное - на богатой женись, обязательно и только – на богатой", – назидательно сказал Нифигасе. "Зачем?" – спросил Демико. "Деньги ее будешь прожирать. Делать ни фига не надо будет, забьешь на все", – обрисовал Славик. Демико задумался и ответил: "А я и без этого на все забил и ничего не делаю".

Бездельем Демико, его хроническим торчанием на улице заинтересовался участковый. После пары бесед с ним Демико обрел дар предчувствия и каждый раз за минуту до появления лейтенанта при его регулярном объезде квартала благополучно прятался в ближайшем дворе. Увидев, что участковый проехал и опасность миновала, Демико выходил из укрытия и садился на корточки, упираясь локтями в колени, а кулаками подпирая подбородок. Прошло еще несколько лет.

Завен-Маэстро и Мераб отслужили в армии и демобилизовались. Славик-Нифигасе, просто Славик и я получили дипломы. Гия выиграл несколько чемпионатов Грузии и стал союзным призером. Шах уехал жить в Баку. Алика убило током, когда браконьерствовал в верховьях Куры, – впрочем, темная была история, поговаривали и об убийстве. Коба стал начальником заводского цеха, и о нем напечатали статью в вечерней газете. Заза женился на Марине, и они быстро обзавелись кучей детей. Лола курила "Кент" и по-мелкому барыговала. И у Демико к тому времени наконец произошли небольшие перемены. За ним периодически стали заезжать различные машины, и он куда-то уезжал.

Мы заподозрили, что добром не кончится – уж очень походило на то, что Демико сошелся с блатными. "Не сегодня-завтра точно влипнет в историю", – каждый раз со знанием дела говорил начавший работать в милиции Мераб, когда Демико, очевидно, навеселе выгружался из машины у любимого угла. Но прогноз его сильно растянулся.

Демико, сменивший мешковатые брюки, банальную сорочку и тапочки на поддельный "адидас" с двумя ошибками в надписи из шести букв и сверкавшие белизной кроссовки, все продолжал торчать на улице, отрываясь от места притяжения, лишь когда за ним приезжали таинственные машины и когда с побоями угодил на месяц в больницу.

Как выяснил ушлый Нифигасе, в тот день Демико слетел с катушек. Накануне явился домой очень поздно с пачкой денег и сильно пьяный. Утром, видимо, еще не протрезвев, вышел на свой угол то ли с нардами, то ли с домино, остановил проезжавшего таксиста и предложил ему сыграть партию. Таксист вначале растерялся, но быстро смекнув, что к чему, согласился с условием, что Демико оплатит простой. Наигравшись, Демико заплатил, сколько требовалось, и отпустил таксиста восвояси. Потом, похоже, заскучал. Вроде видели его покупавшим водку у Сметаны, но сам Сметана от греха дальше божился, что в тот день Демико в магазин не заходил. Так или иначе, а через какое-то время Демико остановил еще одну проезжавшую по улице машину, из которой гремела музыка. Остановил, нагло перегородив ей проезд, и потребовал не уезжать, пока не закончится песня. Потом Демико захотел послушать ее еще раз, стал швыряться пятирублевками и хамить. Сидевшие в машине почувствовали себя оскорбленными. Они не только крепко отделали его, но и отняли все деньги. С сотрясением мозга, поломанными ребрами и рукой Демико почти месяц провалялся в больнице. Но, излечившись, как ни в чем не бывало, вернулся к своему углу и продолжал отлипать от него, только когда за ним заезжали. Приключений себе, однако, больше не устраивал. А потом все подошло к концу.

Находившуюся в начале нашей улицы больницу решено было расширить. Люди старшего поколения отнеслись к затее скептически. Моя бабушка говорила: "Сколько себя помню, приезжали, замеряли дворы, дома, говорили, что сносят, а мы до сих пор здесь". "Тут всю жизнь прожил, тут и помру", – хорохорились другие. "Без нашего согласия никто не может нас выселить", – умничали третьи. Но все произошло в несколько дней. Приехала городская комиссия с готовыми ордерами, графиком подачи грузовых машин для переезда и предписанием в течение недели вселиться в новые квартиры, раскиданные по всему Тбилиси, – пол-улицы ровно до углового дома шло под снос под расширяющуюся больницу. Впрочем, предложенные жилищные условия были намного лучше, никого уговаривать не пришлось, хотя и расставались друг с другом многолетние соседи со слезами на глазах.

Несмотря на то, что раскидали нас по всему Тбилиси, дружба с раннего детства оказалась довольно прочной. Виделись мы, правда, нечасто, но в целом знали, кто чем живет. И вот как-то один из Славиков взялся организовать общую встречу по случаю приезда по делам Шахина из Баку. Собрались, кто смог, в хинкальной под гостиницей "Тбилиси". Стоим в одной из ниш – в стенах того заведения были глубокие овальные углубления, комфортнее было занимать стол там, чем в зале, по которому непрерывно сновали уборщицы и посетители, пробиравшиеся к буфету за едой и выпивкой. "Демико помнишь?" – спросил вдруг Шаха, оборвав его на полуслове, Славик. "Что это ты его вспомнил?" – удивился я, а Славик кивнул в сторону.

За столом в центре зала в окружении нескольких человек стоял Демико и ел хинкали. Кушал только он, а остальные наблюдали. Демико опустошил один поднос, запил кружкой пива, опрокинул в себя рюмку водки и притянул второй с хинкалями. Покончив с ними и повторив операцию с напитками, приступил к новому подносу. Его приятели продолжали стоять, ни к чему не притрагиваясь. "Что за фигня – поспорили, кто сколько съест?" – предположил Славик. "Похоже, поспорил только Демико", – сказал я.

За своим застольем мы и не заметили, как их компания покинула заведение. Потихоньку стали закругляться и мы – Шахин боялся опоздать то ли на встречу, то ли уже на поезд, как Славик вдруг сказал: "О, ни фига себе, вернулись!"

В центре зала за тот же стол пристраивался Демико, но уже с другими приятелями – Славик поначалу не разглядел. И опять, как парой часов раньше, Демико приступил к поглощению хинкалей. В промежутке между подносами он степенно выпивал кружку пива и рюмку водки. "Сколько в него влезает – и не скажешь ведь по нему, что такой вот крутой едок!" – удивился Шахин. И тут наступила развязка.

"Жри – убью!" – Один из приятелей Демико приставил к боку нож. Демико только покачал головой: "Убей, не могу..." "Как не можешь?! Кушай, тебе говорят, – до половины даже не дошел! Что с тобой?" – подначивал другой. Еще двое просто посмеивались. "Не могу больше..." – хрипел Демико. "Эй, оставьте его в покое, – перегнулся через стойку буфетчик. – Час назад он уже сто штук слопал! Еще разорвет здесь – оно мне надо?!" "Тебя забыл спросить! Не лезь не в свое дело – бабки поставлены", – огрызнулся спорщик, но нож убрал. "Мои бабки", – уточнил второй. Двое других продолжали усмехаться. Чем могла закончиться история – неизвестно. Милицейское удостоверение Мераба впечатлило и разводчиков, и лохов, попавшихся было на крючок, но соскочивших из-за не совсем уж безразмерного брюха Демико. Все они быстро ретировались, а Мераб подвел к нашему столу застенчиво улыбавшегося старого соседа: "Шахина помнишь?" Демико в ответ закивал и... потянулся за кружкой пива: "Понервничал сейчас немного и кушать захотел. Еда успокаивает", – объяснил он и взял остывший хинкали.

Черт его знает, где и когда он впервые провернул штуку с поеданием хинкалей, но слух об этом быстро разнесся среди местной шпаны. То одним шустрякам, то другим удавалось подцепить приезжих на спор: есть, мол, человек, совершенно обычной, средней комплекции, способный съесть в один присест сто хинкалей с пивом и водкой. И Демико не мазал – ел-пил на халяву, еще и какие-то деньги от выигрыша перепадали. Но в тот день он переоценил свои возможности – вторая сотня хинкалей покорилась только наполовину.

"Вот тебе раз – весь Тбилиси на нем деньги делал. А мы столько лет бок о бок прожили, и только сейчас о его талантах узнаем", – притворно возмущался Заза. "И что теперь? Побьют ведь и проигрыш с тебя снимут", – пожалел Нифигасе Демико. "Нет, зачем им меня бить – бессмысленно это. В два приема отобью им проигрыш, пусть только клиентов найдут", – возразил Демико и опять потянулся за пивом и хинкалями.

Прошло много лет. Гостиница "Тбилиси" стала "Мэрриоттом". Хинкальную переделали, кажется, в ночной клуб. Да что хинкальная?! Целые кварталы, улицы не узнать: одни похорошели, другие, наоборот, пришли в полный упадок. И вот думая об этих переменах, пожирающих прошлое, как-то ехал я на такси. Водителю, чтобы опустить меня на землю, пришлось притормозить: "В третий раз спрашиваю, куда дальше? Не могу по адресу ехать – этот район плохо знаю". А мне вдруг захотелось побывать на родной улице, от которой после расширения больницы, конечно, давно ничего не осталось.

"Притормози-ка на минуточку", – попросил я таксиста у углового дома, рядом с которым на корточках сидел... конечно же, Демико – погрузневший, заметно постаревший, в поношенном спортивном костюме и кроссовках, но так и не изменивший своей излюбленной позе орла: локти – в колени, кулаки – в подбородок. Он смотрел с удивлением и меня вспомнил не сразу. Разговор вышел короткий. "А зачем?.. Чеми азрит – уазробаа", – ответил он на какой-то мой вопрос, так и не избавившись от характерного выговора, выдававшего в нем нетбилисца, хотя и прожил почти всю жизнь в Тбилиси. Тут подъехал потрепанный "Опель". "Как сегодня, в форме?" – высунулся в окошко водитель. "В форме", – сказал Демико, поднимаясь.

"Извини, дело у меня", – попрощался он. А я почему-то был уверен, что за рулем сидел тот самый разводчик, которого Демико подвел в хинкальной много лет назад.

22550 просмотров